Ждать пришлось долго. Но заслышав скрип снега под ногами разбойников, Федор подобрался, стараясь не дышать. Шильники медлили. Вот они стали просачиваться за возки и обмениваясь жестами, занимали позиции для стрельбы. В тишине раздались сухие щелчки. Арбалетные болты нашли свои жертвы. Жалко попортят вражины стрелкой медвежью полсть и шубу, надо было не выпендриваться, а одеться по-нормальному, как все, в овчинные тулупы. Стрельцы повторно разрядили свои самострелы в шатры. Федор выжидал, ожидая знака – подкинутого в костер хвороста. Федька так никогда еще не волновался, что даже чуть было не проворонил сигнал, но сумел спустить окоченевшим пальцем крючок на самостреле. Арбалетный болт вошел точно в затылок ближайшего шильника в кольчуге до колен и медной шапке на голове, тот упал боком, и Федька успел заметить торчавший изо рта покойника окровавленный клювик болта.
Парень шустро выполз из-под возка, держа в руке саблю. Слева от Федьки на снегу барахтались татары. Они получили строгий приказ взять живьем нескольких ночных татей. На утоптанном снегу они разложили свои арканы, присыпали снежком, а по команде опрокинули на снег попавшихся в силки шильников. Кулчук, зараза такая, словил разбойничьего ватамана, вон рожа довольная какая. Все это промелькнуло перед взором боярского сына за мгновение, но не смогло отвлечь его от главного. Шестеро стрельцов остались живы, и сдаваться не собирались, отбросив бесполезные самострелы, мужики взялись за мечи. Справа тоже слышался шум схватки, там Данило засел на возке, спрятавшись под рогожей. Федька отбил удар меча своей саблей, но замершие руки не слушались, сабля отлетела прочь. Федька привычно бросился под ноги противнику, этот прием не раз спасал ему жизнь. Обхватив ноги шильника, резко дернул на себя, чувствуя, как сталь вспарывает левый бок. Резкая боль придала ему силы, взгромоздившись на упавшего на спину татя, Федька запустил свои негнущиеся пальцы ему в лицо, погружая их глубоко в глазницы. Мужик взвыл нечеловеческим голосом, ударил Федьку навершием меча в висок, но шелом погасил силу удара.
Но все равно Федька чуть было не потерял сознание, одернул окровавленную руку и вцепился крепкими молодыми зубами в нос шильника, с силой сжал челюсти, с хрустом откусывая плоть. Шильник сразу же обмяк. Федька встал, тряся головой, выплюнул изо рта откушанный нос шильника и со всей злостью пнул поверженного разбойника.
Рядом все было закончено. За шатром громко раздавались крики недовольного Луки Фомича. Данило слабо протестовал, но послышались звуки затрещин, и голос урмана резко смолк. Федька решил посмотреть, чем так остался недоволен воевода. Лука Фомич продолжал буйствовать, перед ним навытяжку стояли Митяй, Прохор и Данило. Все войны испытанные и уважаемые. По жизни они никого так не боялись, как своего воеводу, даже князя не боялись. Подчинялись князю Андрею беспрекословно, но не боялись. Только один человек наводил на них ужас – бывший ватаман ватажки разбойников, а ныне княжеский воевода, боярский сын Лука Фомич.
За стоящей навытяжку троицей лежали разрубленные тела разбойников. Лука Фомич глядя на урмана, выговаривал мужикам за испорченные доспехи. Видимо отличился только один Данила, остальные попали под горячую руку за промахи из самострелов. Данило, по сути, исправил ситуацию, пока новгородцы вылезали из-под возов, он своим бердышом располовинил шильников, не задумываясь о последствиях. Резонно полагая, что делить шкуру неубитого медведя глупо, Данило порешил всех медведей, как умел. А умел он только так, он ведь в этом не виноват, так его папа научил обращаться с секирой, и переучиваться Данило не намерен. А если Луке жалко доспехи, то он может их забрать себе и засунуть сам знает куда. Приблизительно так отреагировал урман, когда ему надоело слушать вопли воеводы, за что тут же получил крепкую затрещину.
Масло в огонь подлил Кулчук, на веревке притащивший главаря шильников. Пинком, уронив связанного воина под ноги урману, Кулчук весело заявил, что глупые урусы сначала порубят всех врагов на части, а потом думать начинают, а стоило ли всех мочить? Вот он, Кулчук, не только доспех добыл, но и живой товар сохранил почти не попорченным, наливающийся синяк под глазом шильника и выбитый зуб не в счет.
В ответ на такую наглость сорванца, Данила взвыл, бросаясь на парня. Ловкий татарин легко и изящно уклонился от взбешенного урмана и резво побежал от него прочь. Данила бросился за обидчиком вслед, на ходу, ругаясь на родном языке. Но догнать парня не сумел. Веревочная петля опустилась ему на плечи, резкий рывок опрокинул норвежца на снег. Ахмет появился, как всегда вовремя, следя, чтобы ничего не случилось с его подопечным. Данила встал, освободился петли, ворча себе под нос, отряхнулся от снега и зашагал обратно к прячущим улыбки мужикам.
–Что вызнал, Лука? – спросил Андрей своего воеводу, когда тот вернулся после допроса пленных.
– Ничего хорошего, – Лука Фомич тяжело вздохнул. – Шильники ничего не знают. Разбойничают на дороге уже пять лет. Ничего интересного они не сказали, логово свое разбойничье выдали. Не сразу, но выдали.
– А что атаман говорит?
– А он ничего уже не скажет.
– Убили что ли?
– Жив он, живехонек, но сказать ничего не сможет, – Лука покачал головой. – Крепкий мужик попался. Не углядел я.
– Да что случилось? – забеспокоился Андрей.
– Язык он себе откусил.
До Андрея не сразу дошел смысл сказанного. Понимая, что не выдержит пыток, главарь разбойников сделал единственное, что смог в его положении. Лишил себя языка. Сам. Себя. Лишил языка!
– Не все так плохо, – воевода поспешил успокоить князя, видя, как расстроился его господин. – Товарища мы его взяли. Так он сказал, что ватаман служил новгородскому боярину. Кому, то уже не узнать. Но помнится, видел я этого ватамана на дворе новгородского боярина Григория Кирилловича Овинов. Еще был посыл из Новгорода. Прибыл он вместе с татарином, который опознал тебя. За твою голову дал татарин по рублю новгородскому каждому шильнику и после учиненного разбоя еще обещал дать двупотомуж.
– Это что меня татарин заказал?– откровенно опешил Андрей.
– Чего? – не понял Лука Фомич.
– Голову мою говорю, оценили дешево, – сердито буркнул раздосадованный новостью Андрей.
– Ну как сказать, – воевода невольно улыбнулся. – Сто пятьдесят рублей – деньги огромные. Я Булата с Кулчуком отправил коней привести, они тут недалеко. А Кузьма, Даниил и Митяй отправились в волчье логово. Прошка с ними увязался.
– Вчетвером пошли? Не мало ли людей? – озаботился князь.